Свет. Испытание Добром? - Страница 124

124

Поговаривали даже, будто долина не совсем в нашем мире лежит, а ближе к дивному Регендалу, и бывали случаи, что злодеи, посягнувшие на сокровища ее храма, обратно уже не возвращались, пропадали где-то на перепутье миров…

– Тогда нам остается лишь надеяться, что все мы грешны в равной мере и не растеряем друг друга по дороге, – заметил Семиаренс Элленгааль.

– На месте тех, кто однажды впустил в мир Тьму, я бы не обольщался, – хмыкнул Легивар, как будто сам он был невинной овечкой, никогда не практиковавшей некромантию!

– На всякий случай давайте условимся ждать опоздавших у входа в храм и ничего не предпринимать, пока не соберемся вместе, – попросил ланцтрегер. В Зиппле он натворил столько дел, что теперь опасался, как бы долина не отвергла его вовсе.

– Хорошо, мы тебя обязательно дождемся, – согласился силониец, без всякой гордости полагавший, что у них с Мельхиором имеются все шансы прибыть на место раньше остальных.

«Не пришлось бы ждать до конца времен», – хотел брякнуть Легивар, но не стал, пожалел друга Йоргена. Ведь не по своей же воле тот в чудовищах ходил.

К счастью, все их опасения оказались напрасными. То ли слава о чудесах долины была сильно преувеличена, то ли весы, на которых Дева Юста взвешивала человеческие грехи, были не особенно точны, но в долину компания явилась в полном составе. Хотя поблуждать пришлось. Взяв за точку отсчета город Мольц, стали объезжать его по расширяющейся спирали, пока наконец не увидели впереди скопление довольно высоких холмов. Когда же все-таки добрались до них по бездорожью, дело было далеко за полночь. Впрочем, ночи теперь были под стать ослепительным дням.

Никто из людей такого не видел, но нифлунги, среди которых Йоргену довелось жить в детстве, утверждали, будто далеко на севере, за Пустошами, есть край вечного снега и льда. В незапамятные времена смертные селились и там, но вынуждены были уйти, когда морозы сковали их землю, сделав ее мертвой. Но речь теперь не об их горькой судьбе, а о том, что само солнце в тех забытых краях ходит по-иному. Будто бы зимой оно не показывается на небе вовсе, и много месяцев подряд длится ночь. Зато летом оно не хочет уходить за горизонт, и по ночам становится светло, как днем… Йорген слушал эти рассказы, и ему становилось жутко. Пугала бесконечная ночь: мало ли какие твари успеют в ней наплодиться? Но пугал и безобразно длинный день: какими же голодными будут твари, когда он наконец кончится!..

И вот что-то похожее случилось в обжитых землях. Правда, солнце по-прежнему исправно совершало свой круг, вставало утром на востоке, а вечером пряталось за западным горизонтом. Да только темнее с его уходом почти не становилось. Небо делалось не черным, с россыпью звезд, а тускло-серым, будто не полночь над миром, а очень пасмурный день. И миллионы больших и маленьких ночных существ сидели голодными по своим норам и логовам, потому что боялись выйти на промысел. Природа замирала в недоумении, а люди в городах думали: «Вот сколько света дарят нам добрые Небеса. Должно быть, теперь и урожаи будут вдвое!» Они не знали, что темнота нужна зерну не меньше, чем свет, и если ночи больше не будет, растения не смогут жить.

«Пожалуй, мы ошибались, предполагая, что Свет уничтожит наш мир милосердно, в мгновение ока, – думал Семиаренс Элленгааль. – Нет, он станет убивать его медленно, год за годом, как делала это Тьма, ведь они играют по одним правилам. Быстро пропадут те, кто привык жить в ночи. Потом придет черед деревьев, кустов и трав, и дневные создания начнут гибнуть от голода. Они будут прятаться под землей, драться друг с другом за жизнь, продляя агонию мира. Сегодня Свет навис над Фриссой, постепенно он будет становиться все ярче, захватывать все новые и новые земли, сгубив Фавонию, переползет через Альтгренц в Вольтурнею, загубит и ее…»

Так будет, если его не остановить. Но удастся ли на этот раз? Ответ на этот вопрос им предстояло узнать очень скоро.

Да, местечко было чудным, по крайней мере, в свете ночи – в ослепляющем свете дня они уже вряд ли смогли бы его хорошо разглядеть. Долина лежала в окружении шести холмов, пока еще зеленых, несмотря на осеннюю пору. У подножия одного из них било несколько мощных ключей, воды их сливались в звонкий ручей, и тек он действительно по гладко окатанной сердоликовой гальке. (Йорген, сам не зная зачем, припрятал горсть полупрозрачных солнечных камней в поясной кошель – просто они ему понравились.) Обещанные плакучие ивы с серебристой листвой тоже имелись, росли по берегу ручья. Но медом в воздухе не пахло – Йорген специально принюхивался. И цветы уже отцвели, а может, Свет их сгубил?

Зато храм был на месте, стоял на склоне самого высокого холма. Вот только называть его «маленьким», пожалуй, не стоило. Очень даже солидный храм, не хуже всех остальных. Или его уже успели достроить?

Точно. Достроили. А строительный хлам, по фрисской своей привычке, убрать не удосужились. И «украшают» теперь подходы к святыне серые кучи битого камня и белые конусы засохшей известки. И охраняют их – не кучи, конечно, а подходы – здоровенные, поджарые ифийцы, наряженные, смешно сказать, динстами: просторные рясы, явно не на них шитые, мешками свисают с широких плеч. Меньше всего эти парни были похожи на скопцов. Даже интересно, сколько им заплатили еретики, что они согласились на такое позорное представление?

– Пробиться сможем? – тихонько спросил ланцтрегера Кальпурций.

– На открытой местности – не думаю, – живо откликнулся тот. Ифийцев насчитывалось десятка полтора, и на тех неуклюжих олухов, что он резал, как скот, в Зиппле, они тоже мало походили. – Надо постараться миновать их без боя. Войдем в храм – а там видно будет, что и как.

124