– Не сделает, – перебив, возразил Йорген. – Не станет молодой король Видар на кого бы то ни было нападать. К добру ли, к худу ли это, но его жизненные интересы слишком далеки от государственных. Кроме балов, турниров и охоты на уток, для него вообще ничего не существует.
– Только на уток? – вставила слово Лизхен, дотоле в мужскую беседу не вникавшая. – Почему?
– Потому что всей остальной дичи он побаивается. По крайней мере, так говорят, – был ответ.
А Легивар продолжал развивать свою мысль:
– Не Видар, так кто-нибудь другой развяжет войну. Нифльхейм захочет отделиться от Эренмарка, Мораст двинется на север Хааллы, из-за Сенесс придет кто-нибудь уцелевший – не суть. Боевые маги не останутся без дела – вот что главное. Это печально, конечно, но такова наша жизнь. А потому хорошего мастера тайных боевых искусств с распростертыми объятиями примет любая корона. Тот же, чье сердце не лежит к военной службе, кто предпочитает быть хозяином самому себе, сможет добывать на жизнь ведьмачеством, как в старые времена.
Тут Йорген насторожился. О ведьмаках ему доводилось слышать краем уха, и то, что оно, ухо это, уловило, доверия как-то не внушало, но вызывало интерес.
– Друг мой, ведь ты умен не по годам, так растолкуй мне, пожалуйста. Не могу понять. Говорят, ведьмаками называли тех колду… – Легивар грозно сверкнул очами, и ланцтрегер поспешил исправиться, не дожидаясь, когда его стукнут ложкой. – Прости! Тех магов, что подряжались истреблять темных тварей по городам и весям. Это правда?
Бакалавр согласно кивнул.
– Но ведь до прихода большой Тьмы тварей было совсем мало, ведьмаков же… Да, судя по тому, что одна только наша академия выпускает полтора-два десятка мастеров в год, а есть и другие, не менее крупные школы, ведьмаков должно было иметься великое множество! Где же они находили столько добычи, чтобы дохода с нее хватало хотя бы на еду?
– Ну, во-первых, далеко не все выпускники вставали на стезю ведьмачества, хорошо, если два-три из каждого выпуска, а может, и того меньше. А потом не забывай, что расценки были совершенно иные.
– Какие? – живо заинтересовалась Лизхен. Как истиная уроженка Эдельмарка, она любила деньги и разговоры о них.
– Сейчас посмотрим, – обещал ее кавалер и удалился в свою комнату.
Вернулся он минуту спустя с потрепанной печатной книгой в руках. Заметил с неудовольствием:
– Ну сколь же дрянную бумагу выделывают Морастские мануфактуры! На глазах рассыпается! Так, где же оно было? Вот! Это, конечно, вымышленная повесть, но порядок величин, думаю, отражает, – заметил маг и зачитал нараспев: – «…И в землях фрисских, в окрестностях богатого города Лугра, истребил он ползучую гадину по имени гифта. Он бился отважно и получил за опасный труд свой из рук господина бургомистра серебряный талер с драконом в унцию весом, а от благодарных горожан – обильную снедь и кувшин южного вина в дорогу…»
– Что?! – От возмущения Йорген заорал в голос, испугав бедняжку Лизхен. – Фрисский талер за гифту?! Они что, рехнулись совсем?! С дуба рухнули?! – Лексикон младшего отцова оруженосца Бирке вновь пришелся благородному ланцтрегеру как нельзя кстати. – Да гифту даже сопливый новобранец способен взять, если не станет подходить с хвоста! И за такою безделицу – серебром?! Они бы еще придумали гольдгульденами за гримов расплачиваться!
– Что же ты кричишь? Потише! – урезонил его маг.
Но тот продолжал негодовать:
– Но как же мне не кричать? Ведь один фрисский талер равен пяти эренмаркским кронам! В одной только столице мы убивали каждую ночь по гифте, а то и больше. И если бы за каждую казна платила серебром, что бы от нее осталось, от казны?! А ведь кроме гифт есть еще шторбы, вервольфы, гайсты, да мало ли какая еще дрянь! По миру бы пошло королевство наше, Девами Небесными клянусь!
– Не богохульствуй! – одернул его старший товарищ. – Никто на вашу казну не покушается. Вообще не понимаю, почему это тебя так задевает…
– Потому и не понимаешь, что не привык жить нуждами гарнизона. А мне на довольствие всего личного состава выделялось по триста золотых крон в месяц, и как хочешь, так и выворачивайся. А уж про то, чтобы за каждую отдельную тварь платить, – и речи не шло! Безумие какое-то!.. Нет, я, конечно, помню времена, когда благородный металл ничего не стоил и за серебряную крону не купить было и сухой лепешки. Но это в самые худшие дни войны. А в мирное время, до прихода Тьмы, деньги были еще дороже, чем теперь! Откуда же такие цены? Эти твои ведьмаки – сущие кровопийцы, вот что я скажу. Хуже ростовщика Циффера наживаются на чужой беде. Хорошо, что они ныне не в чести. Не пойду в ведьмаки, хоть режь. У меня пока еще совесть есть.
Уж и не рад был Легивар, что затеял этот разговор. Каким-то странным, неожиданным боком он обернулся. Отважных ведьмаков прошлого, героев, достойных песен и легенд, кумиров всех юных магов, Йорген фон Раух ухитрился выставить едва ли не грабителями с большой дороги. Вот она – темная нифлунгская порода: что угодно наизнанку вывернут!
Ужели трезвого найдем
За скатертью студента?
А. С. Пушкин
Итак, в ведьмаки Йорген идти отказался. А в пивное заведение вечером пошел. Но не потому, что захотел выпить, а потому, что обещал встретиться с приятелями и отметить конец семестра.