Ну, выбрались кое-как сами. Правда, для этого пришлось повалить забор, очень некстати возникший поперек проулка. Хозяин, услышав шум и треск, выскочил из дому с вилами. Но, увидев, какие важные господа посягнули на его собственность, вилы отложил и принялся кланяться. Йорген кинул ему золотой, и тот поймал монету на лету, хоть сумерки уже успели сгуститься настолько, что шторбы уже начали пошевеливаться в своих могилах.
А к тому моменту, когда путники наконец добрались до ворот замка, кое-кто из ночных кровопийц наверняка и повылазить успел, потому что западный горизонт из малинового перекрасился в серый и на небо выкатилась луна. Потянуло болотной сыростью, где-то что-то тоскливо завыло, стало совсем неуютно.
Йорген принялся начальственно стучать в дверь – такие короткие, размеренные, полные внутреннего достоинства удары. Пять минут стучал, десять… Под конец уже долбил со всей дури (по любимому выражению отцовского конюха) и орал такое, что в присутствии служителя Дев Небесных произносить не стоило бы. Ведь известно: все услышанное хейлигом немедленно доносится до дивного Регендала. Если это так – бедные Девы в тот вечер много лишнего наслушались… Впрочем, тонкую грань приличия Йорген себе никогда не позволял переступать, и его эпитеты в адрес заснувших на воротах подчиненных относились все больше к миру животных и темных тварей, а области постыдного не касались. Хоть в этом Девам повезло.
К тому же орал ланцтрегер не от злости, а потому, что был уже не на шутку встревожен. Наступал тот час, когда по Уставу караульной службы, единому для всего королевства, стражам полагалось покинуть расположение и выйти на патрулирование ночных улиц. Однако никаких признаков жизни ни на воротах, ни за воротами не наблюдалось. Уж не случилось ли какой беды? Живое воображение Йоргена рисовало жуткие картины: вот входят они в замок, а все его обитатели давно мертвы, лежат с перегрызенными глотками в лужах крови. Тела их разбросаны повсюду, кого где настигла гибель, и жирные синие мухи вьются вокруг, ползают по трупам, копошатся в глазницах…
Глупость, конечно. Какие мухи среди ночи?
Но кое в чем ланцтрегер оказался прав. Стражи действительно валялись где попало, и многие именно в лужах. Только это не кровь была, другая жидкость, куда менее зловещая, куда более отвратительная.
– Эй!!! – Голос Йоргена успел осипнуть и стать чужим. – Есть здесь кто трезвый, гифта вас раздери?!!
Ворота им так никто и не открыл. Можно сказать, штурмом взяли замок! С горя Йорген побрел вдоль стены, сам не зная зачем, и ему улыбнулась удача. Буквально в нескольких шагах от входа, удачно скрытая от посторонних глаз фланкирующим выступом, стояла ветхая осадная лестница, чрезвычайно ненадежная на вид – нижние ступени ее были уже надломлены. У подножия ее лежало два предмета: тощее тело стража и полупустой винный бочонок. Оба воняли одинаково, а тело еще и храпело мощно, – должно быть, именно этот звук подспудно привлек внимание Йоргена, заставив свернуть в сторону от ворот.
– Ой! – наивно удивился юный хейлиг. – Зачем это здесь?
Что именно он подразумевал под «этим» – тело, бочонок, лестницу или всю композицию в целом, мы не беремся судить, а Йорген не стал уточнять, уж для него-то картина была ясной, как день.
– Затем, что если покидаешь пост самовольно с целью протащить в расположение спиртное и потом надираешься как свинья, так надо это хотя бы по возвращении делать, а не до него! – яростно прошипел он. – А этот выродок, – он брезгливо ткнул спящего сапогом, – выхлебал полбочонка в одно рыло здесь, внизу, чтобы другим меньше досталось, а назад уже никак – скопытился. Вот пусть его теперь шторбы сожрут или вервольфы, если не побрезгуют вонищей. Туда ему и дорога!
– Ах, друг мой, сколь ужасно ты выражаешься сегодня! Куда это годится? Люди нашего положения не должны опускаться до уровня безродных кнехтов! – не выдержав, укорил ланцтрегера силониец.
– Говорят, его величество Хаген Мудрейший, отец молодого короля Видара, в минуты душевных волнений бранился столь образно, что чувствительным дамам становилось дурно, – сердито парировал Йорген, он не мог так быстро успокоиться. Тем более что самое худшее его ожидало впереди.
Оставив пьяного под защитой наспех вычерченной пентаграммы – на словах ланцтрегер фон Раух всегда бывал куда более жесток, чем на деле, – Йорген вскарабкался на стену, проломив попутно еще несколько ступеней («Такие лестницы при короле Густаве на вооружении состояли! Где только откопать ухитрились этакую рухлядь?»), сам открыл ворота, впустив спутников внутрь… и редкое зрелище открылось их изумленным взорам.
Понятно, что погруженному в науки колдуну, смиренному хейлигу и уроженцу просвещенной Силонии окружающая действительность не демонстрировала худшие свои стороны и мир представлялся им слегка идеализированным. Но даже Йорген фон Раух, чей жизненный опыт был несравнимо богаче, никогда не видел столько пьяных разом! Они были в разных чинах и летах. Они валялись повсюду, как убитые на поле брани: несколько человек на стенах, куча народа во дворе, еще больше – в небольшом дворце, занятом под казарму, трое – возле заколоченных дверей круглого донжона, под навесом. Кто-то еще шевелился, мычал и делал попытки ползти, другие лежали бесчувственными бревнами. Было среди них и несколько особ женского пола – валялись с бесстыдно задранными юбками. «Должно быть, гулящие девки из городка, – машинально отметил про себя Йорген. – Странно, они-то зачем так напились?»